Если жизнь это путь, то это мои путевые заметки

Была середина мая. Сергей, среднего роста мужчина лет тридцати пяти, ехал в гости к родному младшему брату, Володьке. Тот давно уже зазывал его к себе в деревню – Сергей все порывался поехать, но находились всегда какие-то неотложные дела, заботы, проблемы, и он постоянно откладывал визит. А теперь вот сгреб все это в сторону и поехал. Повздорил даже с женой немного на этой почве. 

«Но это ничего, - думал он, - она у меня отходчивая».

Серега возвращался с ночной смены – катил на велосипеде по пустырю, обнимавшему заводские корпуса с тыла. Ехал быстро, ветер свистел в ушах, ноги давили на педали, руки твердо сжимали руль. Была уже середина сентября, но летнее тепло все не спешило прощаться с природой. Солнце заливало степную округу, небо было голубым и чистым, и лишь слева, над горизонтом виднелись рваные хлопья облаков. 

У Сереги было легко на душе. Так всегда бывало, когда подходили к концу две ночные смены, и он знал, что впереди его ждут выходные. Можно было приехать домой и завалиться в кровать, уснуть смутным дневным сном. Но Сергей обычно так не делал – жалко ему было тратить время на сон. Он занимал себя чем-нибудь и пережидал тяжкий момент, когда дремота преследует тебя по пятам.

Боже, как же хочется спать… Нет больше сил терпеть. Сознание путается, гаснет… Вдруг что-то мутное и трепещущее пронеслось перед взглядом. Птица? Неясно. Все тонет в неясности. Пространство ползет куда-то, скручивается, замыкается… Вдруг резкий звук и толчок.

Сергей очнулся в старенькой маршрутке. Машина затормозила, и он уткнулся головой в грядушку сидения впереди. Сергей с минуту тупо смотрел на потертый дерматин, ничего не понимая. Сознание постепенно выплывало из сна. Он мотнул головой, и та неприятно запульсировала, как при похмелье. 

Лешка, худенький мальчуган лет шести, проснулся рано. Озорной солнечный луч прорвался сквозь занавески, упал ему прямо на глаза и прогнал сон. Лешка некоторое время ворочался, желая скрыться от назойливого света, но тот все жег ему какую-нибудь часть тела – лицо, ногу, руку или грудь. Наконец, мальчик сдался и оставил попытки вернуть сон. Было еще ранее утро, но он услышал, как по квартире уже ходят родители. Они негромко обсуждали что-то между собой. Дом был полон звуков: на кухне скворчало масло, шумела в ванне вода, верещал что-то радиоприемник. 

Летний вечер. Поезд. В купе друг напротив друга сидят двое молодых людей. Тот, что справа от окна, коренастый и темноволосый, обосновался здесь чуть раньше. Второй, худощавый, русый и слегка бледный, подсел пару часов назад во время остановки в городе N. Попутчики успели уже познакомиться, перейти на «ты» и перекинуться парой незначительных фраз. Но вскоре разговор иссяк, и каждый занялся своим делом.

Посвятив время вечернему туалету, будто по случайному совпадению, оба достали из сумок книги. Коренастый – томик Горького, тот, что напротив – толстую затертую Библию. Соседи погрузились в чтение.

Очерк годовалой давности.

Что-то странное произошло сегодня. Чудное, даже немного пугающее. На несколько минут я будто почувствовал себя героем какого-то мистического фильма. Произошло это на работе.

Продолжаем изучать немое кино.

Впечатление от данного фильма резко отличается от того, что вызвали во мне две просмотренных ранее картины («Пиковая дама» и «Отец Сергий»). Те картины я смотрел, все время держа в уме поправку на эпоху и мою задачу - оценить фильм. Но эти фильмы не «пробивали», не захватывали. Я отмечал технические приемы, сейчас уже избитые, но тогда новаторские, следил за развитием сюжета, постановкой кадров, гримом. Но того чувства, когда произведение захватывает тебя всего, заставляет забыть о его структуре - не было. Во время просмотра «Броненосца» оно возникло. С какого-то момента я перестал анализировать его, но начал по-настоящему переживать.

Не вышло! Обогнать темноту – не вышло! Не получилось…  Как я ни гнал, как не вертелся меж ухабов, пытаясь по лишь минимуму сбавлять скорость – а не получилось. Приехал домой в полной темноте. Но обо всем по порядку.

Первая часть тут: https://viktor-shilin.livejournal.com/219727.html

3

Некоторое время он стоял при входе в зал, будто в нерешительности. Давно он не был тут совсем один. А было ли вообще когда-нибудь, чтобы Иван оставался с домом наедине? Он попытался вспомнить, но не смог. Всегда тут кипела какая-нибудь жизнь. Стряпала на кухне, часто напевая под нос, бабушка. Во дворе или на крыльце мастерил что-нибудь дед. Сестра его вечно не давала ему покоя, призывно кричали с улицы друзья, за что-то выговаривала мать. Нет, не помнил он, чтобы был тут один. А теперь вот – наедине, накануне конца… Странное чувство охватило Ивана. Грусть – не грусть, вина – не вина. Что-то защемило под сердцем. Даже влага замутила глаза. Он разозлился на себя – что он, реветь сюда приехал? Нет, он приехал за другим.

1

Перед нами небольшой умирающий поселок на окраине города. Все тут имеет вид заброшенный и унылый. Вокруг домов, пожилых, как и их хозяева, дичают фруктовые деревья и ухоженные когда-то огороды. 

Пыльная разбитая дорога. Это – улица Октябрьская. За ней уже и вовсе ничего нет – только сухая пустошь. Летом она дышит на поселок жарким ветром, а зимой бросает в него бесчисленные снопы колючего снега. Совсем недалеко, самое большее в километре, течет Волга. Сочетание близкой воды и степной пустоши объясняется просто – берег очень высокий, он обрывается у реки почти отвесным глинистым склоном. Речная вода просто не достает до жаждущих ее растений – даже во время разлива. Впрочем, это не приговор – когда-то в поселок был проложен трубопровод, и шумные насосы снабжали его в обилии водой, позволявшей жителям высаживать у себя во дворах целые сады.